Хотя кич — явление повсюдное, он особым образом связан со спецификой русского менталитета.
Возможно, наиболее существенное отличие русского мироощущения от европейского заключается в том, что в основе первого лежит чувство безосновности человеческого существования, и в этом смысле мы живем в случайном мире, где все возможно; в основе второго — чувство законосообразности мира, его организованности, упорядоченности. И что же остается человеку? В Европе — поддерживать этот разумно устроенный прочный мир (анархизм и левачество — девиантные формы мирочувствия). В России — или постоянно жить, ощущая под собой хаос, хлябь, т. е. в вечной «пограничной ситуации»; или изменить этот мир, чтобы он стал, наконец, устойчивым (а потому для России девиантны конформизм и консерватизм).
Однако менять реальность можно материальными и идеальными средствами. Интеллигенция прибегала и к тем и к другим, — и мир меняла, и выстраивала его согласно собственным идеологемам. Кич — ментальный способ сделать мир твердым, надежным, прозрачным для обыденного сознания, для «простого человека». Отсюда — особая потребность нормального русского обывателя сделать этот свет пригодным для житья путем приручения его украшением, членением пространства и времени, привычной семантизацией быта и отсюда же — неприятие всего этого революционной интеллигенцией, притязающей на изменение самой жизни в ее основах, или хотя бы высоколобость в ее осмыслении и на протяжении всего своего полуторавекового существования обзывающей простого человека и его мир «мещанством». В этом последнем слове русский язык объединил понятия мещанства как социального слоя и мещанства как презираемого, мелочного, убогого в своей духовной примитивности образа жизни.
Всякое общество нуждается в объединяющих символах. Потребность эта может быть выражена более или менее в зависимости от типа общества и стадии его развития. Наши семидесятые ощущались тогда как вечная дряхлость, как ни парадоксально это звучит; царствовала геронтократия, и нужны были подпорки как старику, так и всем остальным, но у всех было чувство, что эта дряхлость — навсегда. Семидесятые выделяются большим количеством различных постановлений и кампаний по молодежи, за возрождение «настоящего комсомольского духа»и «ленинской партийности» . Искусство соцреализма и кич советского периода имеют большое сходство, но не совпадают полностью 1. Кич — это все же попытка выгородить свой бедный рай в чужом краю, умягчение железного мира, его очеловечивание.
Ведь что такое пресловутый коврик с лебедями и русалками? Знак надежной и крепкой жизни. По свидетельству одного из наших писателей, первые послевоенные рыночные коврики были бумажными, их штамповали на трофейном оборудовании и с удовольствием раскупали несмотря на нефункциональность: физического тепла они не хранили. Зато приносили с собой тепло душевное. Барачная стена с ковриком — уже не так убога, уже обжитая стена, уже жилье (как и стена общежития с гитарой, украшенной бантом). Замкнутые контуры, четкое членение пространства, симметричность изображения, излюбленные любовно-экзотические темы, как окно в мир иной, упорядочивают жизнь и согревают ее. В разомкнутом пространстве, когда бездна под ногами и высшие идеи в голове, жить может подвижник или герой, — но не обыватель, не простой советский человек.
Вероятно, наиболее полно потенции соцреализма и кича совпали в оформлении «рая» — курортов (ежегодно чаемого рая для большинства трудящихся) и парков культуры и отдыха (еженедельного законного и доступного рая). ВДНХ — пример классический, но не единственный, ибо повторен во множестве более или менее ярких копий по всей стране. Здесь была вся символика Рая — символы Центра, мистического брака, пира, плодородия и изобилия и т. д. Предметный мир общественных центров поселка и провинциального города — базара и парка культуры: гипсовые скульптуры девушки с веслом, пионера, человека труда, гипсовые же вазоны, бумажные коврики с рисованными по трафарету картинами «райской жизни», раскрашенные фотографии со Сталиным, красавицами и красавцами, непременный фонтан, искусственные цветы в вазах «берцовая кость», дешевый одеколон, конфетные фантики, тир и карусель, провинциальное фото на память. Это — послевоенный обиход. В семидесятые вазоны и девушки с веслом еще существовали, коврики с лебедями были запрещены специальным постановлением по рынкам; но спрос остался, а значит, осталось и предложение: цвели дембельские альбомы, торговали раскрашенными фотографиями М. Боярского, Аллы Пугачевой, Сталина и икон, самодельными календарями, продолжала существовать и развиваться блатная субкультура — язык, фольклор и татуировка.
Похожие статьи:
Искусство империи Ахеменидов
Персы и мидяне — племена индоевропейского происхождения, населявшие Иран, — впервые упоминаются в ассирийских хрониках IX в. до н. э. В 550 г. до н. э. персидский царь Кир II Великий (558—530 гг. до н. э.), происходивший из династии Ахеме ...
Немецкий экспрессионизм. Творчество П.Пазолини
Пьер Паоло Пазолини (1922-1975) Место рождения: Bologna, Италия
Пришёл в кино в 1954 г. как сценарист, иногда выступал как актёр. Ему было около 40 , когда он стал режиссёром. Был автором литературоведческих и филологических работ, рецен ...
Паоло Учелло
Паоло Учелло (1397—1475) был одним из наиболее характерных мастеров переходного периода. Выйдя из мастерской Гиберти, он работал между 1425 и 1431 гг. в Венеции. Соприкосновение с североитальянской готикой и традициями византийского колор ...
Разделы