В живописи XIV века Георгий обычно стройнее, изящнее, в нем больше юношеского обаяния. У него тонкая шея, покатые плечи, небольшая голова, в лице меньше подчеркнуты глаза. Во всем его облике сквозит энергия, почти рыцарский задор, и в этом он ближе к Дигенису-Акриту, чем к Георгию, о котором рассказывается в житиях святых. Это касается и единоличных изображений Георгия, но особенно заметно в изображениях Георгия, поражающего змия
В луврской мозаической иконе Георгий представлен в разгаре борьбы, в самый напряженный момент единоборства. Конь взвился на дыбы, Георгий с усилием всаживает копье в раскрытую пасть дракона, за ним развевается плащ — в облике героя чувствуется предельное напряжение его физических и моральных сил. Видимо, создателя этой мозаики привлекала не столько красота внешнего облика героя, сколько красота той напряженной борьбы, в которой проявляются его душевные силы. Для того чтобы сделать эту борьбу еще более захватывающей, выбран момент, когда еще не определилось, кто выйдет из нее победителем. Нужно представить себе благородно-приглушенную красочную гамму византийской мозаики, беспокойный характер контуров и их изломанность, чтобы понять, что сама художественная форма в этой мозаике повышает драматизм сцены.
В другом изображении Георгия, в небольшой резной иконке Берлинского музея, герой увековечен в качестве триумфатора. Его сопровождают два ангела: один указывает на дракона, другой увенчивает его короной. Но, хотя Георгий уже торжествует победу, иконка эта решительно непохожа на изображения Георгия-триумфатора в искусстве XI—XII веков. Конь взвился на дыбы, воин вонзает копье в пасть змия — в композиции не меньше движения и взволнованности, чем в луврской мозаике. Фигуры коня и Георгия представлены в сложном повороте, которого избегали византийские мастера предшествующих веков. Самый мотив поворота восходит к изображению императора-триумфатора на известной пластинке Барберини в Лувре (Н. Brehier, указ, соч., табл. XXIV.). Воспроизведению ранневизантийского мотива в XIV веке не приходится удивляться. Мастера этого времени, в частности мозаичисты Кахрие Джами, стремились возродить эллинистические мотивы ранне-византийского искусства.
Луврская мозаика и берлинская резная иконка позволяют догадываться о том, каковы были изображения Георгия в монументальном искусстве того времени. В отличие от изображений Георгия на коне XI—XII веков как в столичных, так и в провинциальных памятниках, в произведениях XIV века больше действия, движения, драматизма и психологизма (этими чертами византийские мастера соприкасаются с итальянскими мастерами того времени). Но, добиваясь небывалой ранее живости в изображении единоборства, византийские мастера сузили его значение, так как сосредоточили все внимание лишь на одном драматическом моменте.
Возможно, что в развитии культа Георгия в Киевской Руси свою роль сыграло то, что Ярослав при крещении принял его имя и рассматривал его в качестве своего покровителя. В распространении почитания Георгия киевские князья видели одно из средств утверждения своего авторитета. Возможно, что еще при Ярославе было переведено на русский язык житие Георгия. Сцены из жития Георгия-мученика украшают стены одного из приделов киевской Софии. Погрудное изображение воина Георгия украшает печати Ярослава.
Судя по древнейшей редакции русского жития Георгия, совершенный им подвиг понимался в ней так же, как и в Византии: Георгий одерживает победу с помощью молитвы-заклинания, а не с помощью своей воинской доблести. Дело обходится без открытого столкновения между святым и драконом. Бескровно победив врага, Георгий обращается к освобожденным им людям с поучением. Соответственно этому в древнейших русских изображениях Георгия-воина преобладают черты проповедника христианства, мученика; он держится торжественно; его огромные глаза горят пламенной верой. Возможно, что этим подчеркивалось в Георгии его покровительство князьям, которые ввели на Руси новое вероучение.
Однако вряд ли почитание Георгия на Руси объясняется лишь тем, что он считался покровителем князей и оплотом церкви. На Руси еще в большей степени, чем в Византии, на Георгия перешли народные представления о доблестном воине, славном витязе, бесстрашном борце за правду. Георгий-воин стал излюбленным героем народного творчества.
Похожие статьи:
Александр Сергеевич Пушкин
В творчестве Пушкина классический облик русской словесности нашел свое первое полное воплощение. Это совершенство в свободном обращении Слова к любой стороне бытия, совершенство в раскрытии народного духа. Найдена такая ясная и такая емка ...
Лука Синьорелли
В противовес названным мастерам творчество связанного с умбрийской школой Лука Синьорелли (1450—1523) отличалось совершенно другим характером; оно примыкало ближе по своему маложивописному и рассудочному стилю к художникам-экспериментатор ...
Борьба
за «Тартюфа»
Ни за одну свою пьесу Мольер не боролся так, как за «Тартюфа». Замысел ее начал складываться у Мольера в 1663 году, «когда писатель имел немало случаев испытать на себе разнообразные проявления самого дикого ханжества».
12 мая 1664 года ...
Разделы