Икона Георгия с житием начала XIV века из собрания М. Погодина (Русский музей) давно известна. Ее близость к ладожской фреске сказывается лишь в присутствии царевны Елизаветы, ведущей на привязи змия. В остальном вся икона имеет совсем иной смысл. Конь Георгия не шагает, он без движения как бы повис в воздухе, это делает его более похожим на типы парных изображений (Повторение этого типа Георгия на коне, в иконе бывш. собрания Морозова. В житийных клеймах этой иконы с редкой обстоятельностью рассказаны все жизненные перипетии Георгия — проповедника и мученика. С введением житийных мотивов представление о Георгии как бы раздваивается: с одной стороны, это наделенный сверхъестественной силой воин, с другой стороны, он является жертвой жестокости врагов, подвергающих его множеству безжалостных пыток.
Историки уже давно пытались найти отражение исторической жизни Древней Руси в духовных стихах об Егории. Быть может, в погодинской иконе жесточайшие мучения и пытки Георгия напоминали современникам о тех испытаниях, которым в годы татарского ига русские князья нередко подвергались в Золотой Орде. Впрочем, мученичество понимается в погодинском житии очень наивно; это не нравственный подвиг идущего на самопожертвование человека, а всего лишь безразличие к физическим мукам, которым его подвергают воины, четвертуя, избивая розгами, сдирая с него кожу и распиливая пилой (о чем говорит и надпись „Георгия пилою труть". Соединяя в иконе два предания о Георгии, как о герое-избавителе людей и как о страстотерпце, новгородский мастер не сумел дать о нем вполне цельного представления.
Наиболее поэтические образы Георгия-змееборца возникли в XV веке в новгородской живописи. Во многом они восходят к типу Георгия-змееборца ладожской фрески. Вместе с тем новгородских мастеров привлекали мотивы византийской живописи XIV века, в частности патетический образ скачущего воина, как на берлинской резной иконке. В отдельных случаях можно предполагать, что в их руках были прориси с подобного рода работ византийских мастеров (Например, ср. миниатюру XIV в. из Кодекса в Мехельне с новгородской иконой из бывш. собр. Остроу-хова. Заимствованные мотивы подвергаются творческому переосмыслению.
Вряд ли можно утверждать, что русские изображения Георгия отличаются от византийских тем, что для русских героев в мире не существует никаких препятствий. Но несомненно, что в новгородских змееборцах больше энергии, больше напора и настойчивости, и это придает им особенную привлекательность. В луврской мозаичной иконе хрупкая, нервная фигурка Георгия изображена в состоянии крайнего напряжения, в момент, когда исход единоборства не определился. В новгородских иконах Георгий и его конь полны неотвратимой решимости и стремительного порыва („Труды Всероссийского съезда художников", Ш, Пг., б.г., табл. ХП.). Здесь не может быть сомнений в том, что змий будет убит и уничтожен. Весь композиционный строй иконы с ее обобщенными тугими дугами усиливает впечатление непреодолимой силы натиска героя.
В русских иконах XV—XVI веков нередко изображается житие Георгия и других святых. Но по сравнению с погодинским Георгием понятие о подвиге и мученичестве в них решительно иное. В новгородской иконе Георгия с житием из церкви на Рогожском кладбище на первый план выдвигается не бесстрастное равнодушие Георгия к претерпеваемым им физическим страданиям, а его нравственное благородство, самообладание, верность долгу. Видимо, в задачи создателей этих икон входило слить воедино представление о Георгии как змееборце, которое отвечало эпическим народным идеалам, с представлением о нем как о мученике, которое укладывалось в рамки церковной морали. В знаменитой новгородской иконе Федора Стратилата (Новгород, Музей) в ряд житийных клейм, посвященных его мученичеству, вставлена сцена змееборства.
Но самое примечательное, что создано было в древнерусской живописи в этой области, это иконы на тему „Чудо Георгия о змие". Следование каноническим иконографическим типам ничуть не исключало в них живого творчества и изобретательности. Среди многочисленных русских икон Георгия почти не встречается точных повторений. Едва ли не в каждой иконе есть нечто новое (Лишь в одной очень архаичной иконе XVI в. северных писем можно видеть реплику погодинской иконы.
Похожие статьи:
Русская культура X-XIII вв
Культура народа является частью его истории. Ее становление, последующее развитие тесно связано с теми же историческими факторами, которые воздействуют на становление и развитие хозяйства страны, ее государственности, политической и духов ...
Ирис – живой памятник истории
Предание гласит, что первый цветок ириса расцвел в юго-восточной Азии еще в древние времена, когда на Земле не было людей. Он удивил своей красотой и изяществом зверей и птиц, а восхищенные ветры и воды разнесли его семена по всему свету. ...
Расин в оценке французских классиков XIX века
В своей знаменитой книге «О литературе, рассмотренной в связи с общественными установлениями» (1800) мадам де Сталь проводит сравнительный анализ древней и новой литературы. Подчеркивая превосходство последней, писательница приходит к выв ...
Разделы